Стол получился довольно... ммм... богатым на гуманитарный дискурс, который я так и не научился фильтровать. Однако запомнились две вещи.
Первая — насколько все-таки индивидуально восприятие истории, ну и вообще статуса социальных сетей, и насколько мифологизированные схемы создаются из-за этого восприятия. Один круглостольник (кажется, его зовут Андрей Ашкеров) сказал примерно следующее. Социальные сети возродили поначалу похороненную было фигуру автора. Почему? Потому что вначале был ЖЖ, а:
В живом журнале не писали от своего лица, а если и писали, то само это первое лицо было выдумано. <...[а потом]...> Наступила эра [документального] фейсбука...
Я, конечно, слышал, что в ЖЖ изобретались всякие виртуальные персонажи, от лица которых велось повествование, — но чтобы это было прямо массовым явлением? Чтобы народ массово выдумывал себе первое лицо — причем активнее, чем в обычном дневнике или на интернетном форуме? Не верю!
А вторая зацепившая меня мысль была высказана Гасаном Чингизовичем Гусейновым, когда возник вопрос об ответственности за слова. ГЧ не удержался от политики и сказал такую вещь: вот думцы проголосовали (а тогда они только-только это сделали) за антиусыновительский закон. В правовом государстве, — продолжал ГЧ, — можно представить себе ситуацию, когда через какое-то время на этих думцев подают в суд за принятый закон, ущемивший права неусыновленных.
Тут меня удивила сама мысль. Мне-то казалось, что мы выбираем (ну, или делаем вид, что выбираем, или они делают вид, что мы выбираем — неважно) себе законодателей в виде народных представителей, и те решения, которые они принимают, отражают волю народа, и судить за эти решения невозможно: какой народ, такие и законы. Теперь вот гадаю, можно ли судить за неудачное законотворчество.
