Часто ссылаются на Жуковского, сказавшего примерно так: «Рабская верность превращается в рабскую измену». Жуковский прав, но недостаточно конкретен, ибо не определяет, где «рабская» верность, а где «рыцарская». Вот строка Гюго и ее перевод:
Après la plaine blanche une autre plaine blanche.
Равнина белая за белою равниной.
Трудно сказать, «рабская» ли здесь верность, но с уверенностью можно сказать, что если бы все строки были переведены так, то ничего другого не требовалось бы.
В другом варианте статьи это звучит так:
В самом деле, почему, если Гюго говорит, что перед бегущими из России французами расстилается «за (одной) белой равниной другая белая равнина»:
Après la plaine blanche une autre plaine blanche...,
а переводчик пишет:
Равнина белая за белою равниной..., —
то это будет «рабской изменой»?
Обращаем внимание: вместо безличного «перевод» появился вполне личный переводчик. А в более раннем варианте статьи было вообще так:
В самом деле, почему, если Гюго говорит, что перед бегущими из России французами расстилается «за (одной) белой равниной другая белая равнина»:
Apres la plaine blanche une autre plaine blanche...,
а переводчик Шенгели дает:
Равнина белая за белою равниной..., —
то это будет «рабской изменой»?
«Переводчик» превращается в «переводчика Шенгели». И все бы замечательно, но только в интернете эта строка находится в переводе Бенедикта Лифшица!
Спрашивается: это строка такая простая, что дважды пришла в голову двум переводчикам, или тут где-то какая-то ошибка?
P.S.: В той же шенгелевской статье — ошибка публикатора бумажной версии:
Вот строчка Котляревского:
Та хлiба з ciлью на тарiлке.
Сам Шенгели все-таки пишет «на тарiлцi» — это публикатор напутал.
