Меня, конечно, заинтересовала вот эта сноска про Валаамова осла: чем она была мотивирована, неужели в оригинале действительно были осел и ослица — откуда она, словом, взялась. Смотрю в оригинал. Вот это место:
She started out of her muse, and gave a little cry of fear. A man was there.
It was the keeper. He stood in the path like Balaam’s ass, barring her way.
Ну, хорошо, думаю, а что могло быть на странице 56? Только русской книжки у меня уже не было, Проверяю Лоренса на Balaam, а там только одно вхождение, вот это. Пришлось искать обходными путями, через другие переводы. Чудом нашлось у Литвиновой:
Дьюкс не стал спорить относительно Сократа, а Хаммонд заметил:
— Совершенно верно — критика и познание далеко не одно и то же.
— Далеко не одно и то же, — эхом откликнулся Берри — молодой застенчивый смугляк. Он приехал на два дня повидать Дьюкса и остался.
Присутствующие изумленно воззрились на него, как на Валаамову ослицу.
То есть:
Dukes refused to be drawn about Socrates.
«That’s quite true, criticism and knowledge are not the same thing,» said Hammond.
«They aren’t, of course,» chimed in Berry, a brown, shy young man, who had called to see Dukes, and was staying the night.
They all looked at him as if the ass had spoken.
Занятно: в двух разных переводах обыкновенный the ass превратился в конкретного the ass — в Валаамову ослицу (у меня бы так сразу не щелкнуло, наверное). Более того, Чухно, видимо, никак не мог примириться с тем, чтобы сравнивать мужчину-лесника с ослицей: он предпочел, чтобы в одном романе у Валаама были и осел и ослица, да еще привлек внимание читателя к этому интересному факту.
А Литвинова, кстати, совершенно не смущалась сравнивать мужчину с ослицей:
Вдруг она вздрогнула и даже вскрикнула от страха. На тропе стоял мужчина! Стоял недвижно, упрямо, точно Валаамова ослица, и преграждал ей путь. Это был егерь.
